Драббл

[3881]

На самом деле его написала Leyana и очень здорово написала.
А потом приперлась я и все испортила. Ну, вы поняли, в общем - вместо романса у меня получился джен с в меру депрессивным Кирой, которого мучаются прозрения, воспоминания и сновидения о двух капитанах. Примазываться к авторству не буду, потому что это наглый перепев и переделка. Кроме того, даю ссылку на исходник. Моя версия этой истории под катом.

«… - У тебя красивый лейтенант, - голос мягкий, глубокий и приятный… почему он вызывает такое омерзение?
- Я знаю толк в людях, Айзен-тайчо… - возможно ли, чтобы Ичимару-тайчо говорил с почтением? Но ведь это его голос, и…
- О… кажется, он пришел в себя, - сильные пальцы прикасаются к подбородку, приподнимая голову, и Изуру открывает глаза.
Призрак. Это призрак капитана пятого отряда стоит перед ним и улыбается. На днях его тело снимали со стены и, должно быть, он хочется отмщения. Но почему он пришел к нему, а не к Хинамори?
Медленно возвращается способность думать и от этого… только страшнее. Ужас хватает его за горло в том самом месте, где уже завтра появятся синяки от пальцев призрака.
- Кажется, придется его уничтожить, - привычная теплая улыбка Айзена-тайчо только усиливает впечатление нереальности происходящего.
- Не стоит, - худая белая рука отводит широкую кисть Айзена. Ичимару притягивает Киру к себе – почему, почему лейтенант не может двинуться? – и с почти искренней насмешкой говорит: - Он не виноват в том, что он слишком исполнительный… и просто не вовремя зашел… - капитан гладит Изуру по голове, знакомый жест пугает так, что холодно сжимается сердце… не в осознании еще, а скорее в предчувствии осознания. – К тому же, Изуру нам пригодится. Он ведь мой лейтенант… и обязан подчиняться приказам. Правда, И-зу-ру?
- Да, тайчо, - Кира сам не узнает этого хриплого голоса. – Я ваш лейтенант... я обязан выполнять ваши приказы…
- Так вот, слушай, сладкий, - Ичимару склоняется к самому лицу, приоткрывает хищный рот, и алые глаза распахнуты, а невозможная чернота расширяющихся зрачков затягивает в себя, как в омут.»

Изуру проснулся от собственного крика. Спустя мгновение он понял, что лежит на жестком футоне в комнате Ренджи, а рядом спит сам Ренджи.
Он выполз из-под их общего одеяла, накинул юкату и вышел. Казарма шестого отряда была пустынна – ощущалась только рейацу Абарая, - и Кира двинулся по длинным, безликим коридорам, ощущая себя призраком – печальным и одиноким.
Его всегда допрашивают днем – одни и те же вопросы, одни и те же ответы. Прозрение приходит к нему лишь во сне, но, так же как и сами сны – оно эфемерно и недолговечно. И поэтому днем за днем он искренне говорит, что до последнего момента не знал о предательстве. Только в глубине души он прекрасно знает, хотя и отталкивает от себя это знание, что день за днем он ходил за своим капитаном так же, как тот ходил за своим – и он чувствовал, что что-то назревает, но наделся, что капитан возьмет его с собой. Теперь же ему остается лишь работать и тренироваться, изматывая себя до полуобморока, а еще вспоминать горьковатое послевкусие прощального поцелуя на губах. Словно это было во сне, как будто вся его жизнь в третьем отряде была сном, и сейчас он проснулся с гудящей, словно похмельной головой.

А сегодняшний сон забудется через пять минут. Но в эти пять минут Кира отчетливо понимает, что скоро сойдет с ума – и нет от этого безумия спасения ни в бесконечных коридорах, ни в стихах, ни в пьянках. Только очередная улыбка капитана, ехидная колкость, и возможность следовать за ним хоть до самого Уэко Мундо – вот рецепт его идеального мира. И на исходе пятой минуты Кира доходит до внутреннего сада, распахивает сёдзи и неожиданно понимает, что объединяет их с капитаном – то самое желание следовать за сильным, оставаясь позади и на свободе. Относительной, конечно, но все же.
Кира ступает босыми ногами по холодной, мокрой от росы, земле и отчаянно вглядывается в небо, улыбаясь.