Если ты неожиданно обнаружил, что твой спутник – Вергилий, велик шанс, что ты в аду.
Для меня именно теологический вопрос и христианская мораль являются основными причинами, по которым я не люблю произведения Толкиена. Безумно уважая этого автора как профессионала в области филологии и лингвистики, осознавая его влияние на развитие жанра фэнтези и роли мифопоэтики в литературе двадцатого века, я осознаю, что внутренне являюсь частью другой культурной среды. Христианская философия и ключевая для нее проблема противостояния Добра и Зла для меня не является существенной. В то время как Толкиен, будучи набожным католиком и близким другом К.С.Льюиса, – человека, который своими сказками портил мне детство, как и любой другой автор, не мог выдрать часть своей души в угоду «пустякам», каковыми он называл свое литературное творчество. Для христианина проблема Добра и Зла является центральной, затрагивая все аспекты его жизни. Монотеистическая философия предполагает четкий набор нравственных категорий, в которые должен вписаться человек, который ищет близости с Богом. Таким образом, архаический миф с его темой вечного кругооборота, космогонией и магией является для христианина принципиально чуждым.
«Должен сказать, что всё это "мифическое", а не какая-то новая религия или видение. Насколько я знаю, это просто фантазия для выражения, единственным доступным мне способом, некоторых моих (смутных) представлений о мире» пишет Толкиен в своих письмах. Мы видим здесь понимание автором того, что, не будучи профессиональным философом или теологом, но являясь при этом истинно верующим человеком, он в рамках придуманного мира расставляет фигуры в привычном ему порядке, лишь слегка меняя их в угоду личному пониманию религиозной концепции. Однако, он отказывается от роли проповедника, что говорит нам о том, что сам Толкиен не до конца осознавал какую роль могут сыграть его мифопоэтические «пустяки»: «Теологически (если это слово не слишком грандиозно) картина представляется мне менее противоречащей тому, во что некоторые (я в том числе) верят как в истину. Тем не менее: я намеренно написал сказание, которое построено на определенных "религиозных" идеях, но вовсе неаллегория их (или чего бы то ни было другого) и которое не упоминает их явно, ещё менее -- проповедует их.».
Несомненно, что для рядового читателя «Властелин колец» остается приятной сказкой, эталоном в жанре фэнтези. И в действительности это произведение является не более чем сказкой, плодом праздных размышлений оксфордского профессора и ветерана Первой мировой войны. Произведения Толкиена (разве что Сильмариллион) несомненно не были попыткой религиозной фанатика привить детям христианские идеи, как это пытался сделать Льюис в своей «Нарнии», именно благодаря своей сказочной основе они стали настолько востребованными публикой. Путь избавления от страданий в уходе от реальности в мифопоэтический лучший мир, предложенный Толкиеном, настолько уникален в рамках литературы «потерянного поколения», что многие забывают о том, что именно привело писателя в Средиземье: «Для того, чтобы полностью прочувствовать тяжесть военной тьмы, нужно побывать под ней лично, но спустя годы все чаще забывается, что быть схваченным войной в юношеском возрасте в 1914-м ничуть не менее ужасно, чем в 1939-м и последующих годах. В 1918-м почти все мои близкие друзья были мертвы» пишет он в предисловии ко второму изданию «Властелина колец", отвечая на предположения о влиянии событий Второй мировой на сюжет романа. Пережив войну, разрушившую жизни множества молодых людей, Толкиен не стремится к саморазрушению, как многие свои сверстники. Наоборот - он ведет социально адаптированную жизнь, у него прекрасная семья, отличные друзья и замечательные дети. Потрясающий контраст между его судьбой и судьбами многих ветеранов «Первой мировой» настолько велик, что многие забывают о его принадлежности к «потерянному поколению». Столь же велика пропасть, разделяющая «Властелин колец» и, скажем, «Конец парада» или "Смерть героя", написанные англичанами. Единственным мостом, объединяющим Толкиена с «потерянным поколением» в литературным плане – это тема войны, которая никогда не заканчивается. Битвы раздирают Средиземье с начала времен, и лучшие воины умирают в сражениях. Даже в литературной сказке, какой без всяких сомнений, является "Хоббит" в финале истории умирают трое близких друзей и соратников главного героя. Но, увы, именно это батальные сцены и военная составляющая «Властелина колец» и других произведений, оказали наименьшее влияние на последующее развитие жанра фэнтези, в то время как христианская философская концепция о противостоянии Добра и Зла была подхвачена абсолютным большинством авторов и постепенно выродилась почти до уровня анекдота. В современной литературе, в том числе массовой, уже сложно найти образ абсолютного Зла, и это значительно усложняет понимание читателем тех христианских философских идей, которые с огромным тщанием развивал Толкиен в своих произведениях.
Например, еще в детстве, когда я читала Сильмариллион, то для меня Мелькор играл джаз, а Эру представлялся скорее косным блюстителем собственной власти, чем Единым в том понимании, в каком его представил автор. Переосмысление христианской философии, начатое еще Мильтоном в «Потерянном рае», а потом утратившее свое значение вместе со снижением роли религии в жизни общества и ростом атеистических и метафизических умонастроений, в жанре фэнтези, благодаря монументальной фигуре Толкиена, переживает второе рождение. И вновь мы видим как образ Дьявола или Темного властелина приобретает романтические черты и, как следствие, становится неоднозначным.
Образ культурного героя неумолимо меняется в современной мифопоэтике, и вместе с этим утрачивает свое влияние философия, предложенная Толкиеном. Таким образом, мифические и сказочные черты начинают преобладать над христианской моралью, что отчетливо видно как в произведениях последователей Толкиена, так и в экранизации его романов, а так же в исследованиях филологов, первоначально рассматривавших романы Толкиена с точки зрения его религиозно-философской концепции, и определявших его место в сфере теологического искусства. Сейчас же все чаще прослеживается тенденция о переосмыслении мифологических черт в творчестве Толкиена, в особенности роли изначальной Тьмы, возникшей как любое мифологическое зло само по себе: «…залегли самые глубокие и непроглядные тени в мире; и там в Аватаре, в тайне и неизвестности жила в своём логове Унголианта. Эльдары не знают, откуда она взялась, но кое-кто говорит, что бессчётными веками раньше, когда Мелькор впервые с завистью взглянул на владения Манвэ, её породила тьма, окружающая Арду». Унголианта будучи второстепенным персонажем в мифологии Толкиена, выбивается из стройного ряда христианских представлений о Зле и воплощает мифологический хаос и связанный с ним ужас, характерный для архаического мифа: «А её всё томила жажда, и, подползши к Прудам Варды, она выпила их до дна; пока же Унголианта пила, она выдыхала испарения столь чёрные, и рост стал её столь огромен, а облик так ужасен, что Мелькор устрашился». Мелькор-Дьявол, воплощение абсолютного Зла в рамках христианской философской мысли, близнец Люцифера из вселенной Толкиена, не может противопоставить ничего хаосу, и не может его уничтожить. Ничто не может уничтожить первозданный хаос: «И даже когда сама Унголианта сгинула неведомо куда, потомство её жило там и плело свои мерзкие сети. О судьбе Унголианты не говорит ни одно предание. Однако кое-кто считает, что она давным-давно исчезла, в неутолимом своём голоде пожрав саму себя». Хаос самовоспроизводится и самоуничтожается – это понимание зла как неизбежного разрушения привычного порядка и потому ужасающего и желанного, является предельно мифологичным и вместе с тем сказочным.
Образ паука как прядильщика и ненасытного чудовища, появляется в каждом произведении Толкиена, всегда занимая второстепенную и пугающую роль. Хаос здесь врывается в упорядоченный мир христианской онтологии, построенной Толкиеном, и напоминает о себе, вселяя ужас в Добро и Зло, а потом снова уходит. Этот фактор объединяет творчество Толкиена со сказкой на более глубоком уровне. Первозданная тьма, преследующая читателя почти на границе авторского мира, проявляющая себя в древних и примитивных образах, пугающая и однозначная в своей чуждости миру живых – этот тот древнейший мифологический образ, на котором строится само восприятие мира человеком. При соприкосновении с ним дихотомия Добра и Зла в христианском понимании рассыпается как карточный домик, и автору не остается ничего другого, как согласиться с тем, что Добро не может победить такое зло. Но так же, как в современной литературной сказке, в отличие от мифа, автор делает все возможное, чтобы не думать, не видеть и не знать об том запредельном зле, которое нельзя уничтожить и нельзя победить.
P.S. Почти две недели я сидела на эссе по "Властелину колец" и пыталась собрать мысли в кучу. Мысли старательно расползались, избранное травило меня рецензиями на "Хоббит", а в ТЕСовском лоре я увидела многочисленные отсылки к "Сильмариллиону", только с каким-то странным привкусом. А потом я прочитала эту статью и многое встало на свои места.
«Должен сказать, что всё это "мифическое", а не какая-то новая религия или видение. Насколько я знаю, это просто фантазия для выражения, единственным доступным мне способом, некоторых моих (смутных) представлений о мире» пишет Толкиен в своих письмах. Мы видим здесь понимание автором того, что, не будучи профессиональным философом или теологом, но являясь при этом истинно верующим человеком, он в рамках придуманного мира расставляет фигуры в привычном ему порядке, лишь слегка меняя их в угоду личному пониманию религиозной концепции. Однако, он отказывается от роли проповедника, что говорит нам о том, что сам Толкиен не до конца осознавал какую роль могут сыграть его мифопоэтические «пустяки»: «Теологически (если это слово не слишком грандиозно) картина представляется мне менее противоречащей тому, во что некоторые (я в том числе) верят как в истину. Тем не менее: я намеренно написал сказание, которое построено на определенных "религиозных" идеях, но вовсе неаллегория их (или чего бы то ни было другого) и которое не упоминает их явно, ещё менее -- проповедует их.».
Несомненно, что для рядового читателя «Властелин колец» остается приятной сказкой, эталоном в жанре фэнтези. И в действительности это произведение является не более чем сказкой, плодом праздных размышлений оксфордского профессора и ветерана Первой мировой войны. Произведения Толкиена (разве что Сильмариллион) несомненно не были попыткой религиозной фанатика привить детям христианские идеи, как это пытался сделать Льюис в своей «Нарнии», именно благодаря своей сказочной основе они стали настолько востребованными публикой. Путь избавления от страданий в уходе от реальности в мифопоэтический лучший мир, предложенный Толкиеном, настолько уникален в рамках литературы «потерянного поколения», что многие забывают о том, что именно привело писателя в Средиземье: «Для того, чтобы полностью прочувствовать тяжесть военной тьмы, нужно побывать под ней лично, но спустя годы все чаще забывается, что быть схваченным войной в юношеском возрасте в 1914-м ничуть не менее ужасно, чем в 1939-м и последующих годах. В 1918-м почти все мои близкие друзья были мертвы» пишет он в предисловии ко второму изданию «Властелина колец", отвечая на предположения о влиянии событий Второй мировой на сюжет романа. Пережив войну, разрушившую жизни множества молодых людей, Толкиен не стремится к саморазрушению, как многие свои сверстники. Наоборот - он ведет социально адаптированную жизнь, у него прекрасная семья, отличные друзья и замечательные дети. Потрясающий контраст между его судьбой и судьбами многих ветеранов «Первой мировой» настолько велик, что многие забывают о его принадлежности к «потерянному поколению». Столь же велика пропасть, разделяющая «Властелин колец» и, скажем, «Конец парада» или "Смерть героя", написанные англичанами. Единственным мостом, объединяющим Толкиена с «потерянным поколением» в литературным плане – это тема войны, которая никогда не заканчивается. Битвы раздирают Средиземье с начала времен, и лучшие воины умирают в сражениях. Даже в литературной сказке, какой без всяких сомнений, является "Хоббит" в финале истории умирают трое близких друзей и соратников главного героя. Но, увы, именно это батальные сцены и военная составляющая «Властелина колец» и других произведений, оказали наименьшее влияние на последующее развитие жанра фэнтези, в то время как христианская философская концепция о противостоянии Добра и Зла была подхвачена абсолютным большинством авторов и постепенно выродилась почти до уровня анекдота. В современной литературе, в том числе массовой, уже сложно найти образ абсолютного Зла, и это значительно усложняет понимание читателем тех христианских философских идей, которые с огромным тщанием развивал Толкиен в своих произведениях.
Например, еще в детстве, когда я читала Сильмариллион, то для меня Мелькор играл джаз, а Эру представлялся скорее косным блюстителем собственной власти, чем Единым в том понимании, в каком его представил автор. Переосмысление христианской философии, начатое еще Мильтоном в «Потерянном рае», а потом утратившее свое значение вместе со снижением роли религии в жизни общества и ростом атеистических и метафизических умонастроений, в жанре фэнтези, благодаря монументальной фигуре Толкиена, переживает второе рождение. И вновь мы видим как образ Дьявола или Темного властелина приобретает романтические черты и, как следствие, становится неоднозначным.
Образ культурного героя неумолимо меняется в современной мифопоэтике, и вместе с этим утрачивает свое влияние философия, предложенная Толкиеном. Таким образом, мифические и сказочные черты начинают преобладать над христианской моралью, что отчетливо видно как в произведениях последователей Толкиена, так и в экранизации его романов, а так же в исследованиях филологов, первоначально рассматривавших романы Толкиена с точки зрения его религиозно-философской концепции, и определявших его место в сфере теологического искусства. Сейчас же все чаще прослеживается тенденция о переосмыслении мифологических черт в творчестве Толкиена, в особенности роли изначальной Тьмы, возникшей как любое мифологическое зло само по себе: «…залегли самые глубокие и непроглядные тени в мире; и там в Аватаре, в тайне и неизвестности жила в своём логове Унголианта. Эльдары не знают, откуда она взялась, но кое-кто говорит, что бессчётными веками раньше, когда Мелькор впервые с завистью взглянул на владения Манвэ, её породила тьма, окружающая Арду». Унголианта будучи второстепенным персонажем в мифологии Толкиена, выбивается из стройного ряда христианских представлений о Зле и воплощает мифологический хаос и связанный с ним ужас, характерный для архаического мифа: «А её всё томила жажда, и, подползши к Прудам Варды, она выпила их до дна; пока же Унголианта пила, она выдыхала испарения столь чёрные, и рост стал её столь огромен, а облик так ужасен, что Мелькор устрашился». Мелькор-Дьявол, воплощение абсолютного Зла в рамках христианской философской мысли, близнец Люцифера из вселенной Толкиена, не может противопоставить ничего хаосу, и не может его уничтожить. Ничто не может уничтожить первозданный хаос: «И даже когда сама Унголианта сгинула неведомо куда, потомство её жило там и плело свои мерзкие сети. О судьбе Унголианты не говорит ни одно предание. Однако кое-кто считает, что она давным-давно исчезла, в неутолимом своём голоде пожрав саму себя». Хаос самовоспроизводится и самоуничтожается – это понимание зла как неизбежного разрушения привычного порядка и потому ужасающего и желанного, является предельно мифологичным и вместе с тем сказочным.
Образ паука как прядильщика и ненасытного чудовища, появляется в каждом произведении Толкиена, всегда занимая второстепенную и пугающую роль. Хаос здесь врывается в упорядоченный мир христианской онтологии, построенной Толкиеном, и напоминает о себе, вселяя ужас в Добро и Зло, а потом снова уходит. Этот фактор объединяет творчество Толкиена со сказкой на более глубоком уровне. Первозданная тьма, преследующая читателя почти на границе авторского мира, проявляющая себя в древних и примитивных образах, пугающая и однозначная в своей чуждости миру живых – этот тот древнейший мифологический образ, на котором строится само восприятие мира человеком. При соприкосновении с ним дихотомия Добра и Зла в христианском понимании рассыпается как карточный домик, и автору не остается ничего другого, как согласиться с тем, что Добро не может победить такое зло. Но так же, как в современной литературной сказке, в отличие от мифа, автор делает все возможное, чтобы не думать, не видеть и не знать об том запредельном зле, которое нельзя уничтожить и нельзя победить.
P.S. Почти две недели я сидела на эссе по "Властелину колец" и пыталась собрать мысли в кучу. Мысли старательно расползались, избранное травило меня рецензиями на "Хоббит", а в ТЕСовском лоре я увидела многочисленные отсылки к "Сильмариллиону", только с каким-то странным привкусом. А потом я прочитала эту статью и многое встало на свои места.
-
-
01.01.2013 в 16:10Можно озвучить? Просто у меня те же мысли, но могу чего-нибудь не то ляпнуть)
-
-
01.01.2013 в 16:53Опять же Дагот Ур - это вполне себе Саурон, потому что подается под соусом Злейшего Врага и поработителя, который несет всем пиздец, но при этом он еще и Ворин, который единственный сдержал обещание своему господину и за это его убили. Трибунал тоже с одной стороны благие няшки, а с другой - предатели и безумцы. Азура вообще не тянет на вселенское добро. Так что Нереварин хоть и выполняет классический квест в духе ВК, но привкус у всего происходящего сами-знаете-какой.
Короче, думать надо.
-
-
01.01.2013 в 18:39-
-
01.01.2013 в 18:46-
-
01.01.2013 в 18:54По крайней мере, если эльфы там на тебя смотрят как на говно, ты имеешь полное моральное право ответить им тем же, не считаясь при этом аццким козлом
-
-
01.01.2013 в 19:00-
-
01.01.2013 в 19:38-
-
01.01.2013 в 20:52-
-
01.01.2013 в 22:21Findor Carias, рофессор - продукт авраамической религии и войны, а эти вещи и по отдельности меня далеко не умиляют. И ещё - у него очень странные понятия того, что позволено Юпитеру и не позволено быку, по крайней мере, в рамках Сильмариллиона. - вот ППКС, потому что темы он затрагивает совершенно не смешные. И его представление о том, что Зло - это просто Зло, потому что оно гуляло по углам и о чем-то лишнем думало меня совершенно не прельщает. Жаль, что я так и не нашла упоминания о Ницше в понимании Толкиена, это многое бы о нем сказало. Почти вся литература двадцатого века - это глобальный ответ на идеи Ницше, у Толкиена тема "не высовывайся и живи как все" очень ярко проявлена.
-
-
01.01.2013 в 22:42И его представление о том, что Зло - это просто Зло, потому что оно гуляло по углам и о чем-то лишнем думало меня совершенно не прельщает.
Вот когда превозносят глубину и назидательность творчества Толкина, я обычно фэйспалмлю. Потому что да, индивидуализм наказуем и наказуем жутко. Гордость настоящего творца - тем более наказуема. А бобро может покидать подданных в трудное время из-за давнего частному лицу обещания, брать чужое наследство, зная, что результат будет невесёлым, радостно соревноваться "кто сколько орков прикончит" и вообще быть Тулкасом. Я даже не знаю, через какое кривое зеркало надо его изучать, чтобы сравнить с Гомеровскими поэмами, например.
Почти вся литература двадцатого века - это глобальный ответ на идеи Ницше, у Толкиена тема "не высовывайся и живи как все" очень ярко проявлена.
В общем, неправда, что талантливый человек талантлив во всём. Если и имеется относительно сознательное противопоставление традиционных ценностей идеям Ницше, то неубедительное, всё же профессор - именно учёный, а не философ.